Жидкие деньги
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности
Жидкие деньги
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности
Страна Игорь Абакумов
Есть притча-загадка о путешественнике, который упал со скалы: наверху его ждали тигры-людоеды, а внизу — острые камни; он умудрился уцепиться за что-то и висел над пропастью. Перед самым его лицом казался кустик спелой земляники, а сверху и снизу — верная смерть. Как решить дилемму? Ответ — есть землянику. О том, что понимаешь по ту сторону свободы, об относительности привычных ценностей и о том, как «чудесно пылает жизнь в иные часы», Игорь Абакумов, «мистер Полтора Процента», знающий вкус «земляники» над пропастью.
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности.
Это случилось в 1993-м году. Волей судьбы, вернее, в результате рокового стечения обстоятельств я попал в федеральную тюрьму США. Попал по очень серьезному обвинению. Срок, который мне причитался, казался бредом в квадрате. Два пожизненных! Дальше было как в кино, сценарий которого писала жизнь: Airlift (воздушная перевозка), пересыльная тюрьма Эльрино в штате Оклахома.
Иллюстрация Катрина Калнина
Я — в оранжевой тюремной робе в группе заключенных перед входом в предзонник. Рядом Джанни Би Гуд, мой Вергилий, с которым познакомился во время этапа из L. A. Сорок семь лет он ходит по этим кругам тюремного ада: еще с Аль Капоне в Алькатрасе сидел.
— Русский, вот здесь будет супер, здесь мы отдохнем. Это как пионерский лагерь. Я не шучу. Здесь есть «рэк»: можно погулять или покачаться в свободное время.
«Свободное время» в несвободном месте звучало странновато, впрочем, как и все в этой тюремной стране Зазеркалья, где как время, так и система ценностей были совершенно другими в сравнении с жизнью по ту сторону острога.
Например, уйма времени уходит на процедуру расконвоирования, когда ты сдаешь наручники и цепи, которыми был зафиксирован в течение этапа. Заключенный закован в наручники, на руках и ногах цепи, идущие к поясу, на котором тоже есть цепь. Все это «хозяйство» числится на балансе той тюрьмы, из которой заключенный отправляется по этапу.
По прибытии в другую тюрьму все это отправляется назад. Новая тюрьма выдает заключенным свою «экипировку» и точно так же возвращает ее, если отправляет их другим этапом. Вот такой цепеворот, выматывающий не только тело, но и душу.
Мне было грустно, Джанни почти весело.
— Оптимист ты, однако, Джанни.
— Ты тоже им станешь. Поверь, при таком сроке тяжело только первые десять лет. А потом все меняется. Сначала ты думаешь, что это не твое место, что так быть не может, что твое место там, на свободе! А потом отчетливо начинаешь осознавать, что это там тебе нет места, а здесь — твой мир. Что он и есть реальность, а то, что по ту сторону, — это мираж.
По моим глазам он понял, что я не верю.
— Ты, верно, думаешь: этот старик спятил, со мной так не будет. Будет! Я просто уже столько раз это видел за сорок семь лет. Мальчик, ты, наверное, не совсем еще понимаешь куда попал. Тебе же федералы предлагали сделку? Надо было соглашаться.
— С какой стати? Я ничего не сделал. И тем более не собираюсь говорить ничего о людях, которых они хотят примазать к этому делу. Это бред!
— Открою тебе секрет. Здесь все ни за что сидят. Существует статистика: из ста арестованных до суда выходят только полтора процента. Если ты выйдешь до суда, то будешь первым на моем веку, у кого это получилось, и я буду звать тебя «мистер Полтора Процента».
В тот момент мимо нас на носилках тюремные охранники пронесли два трупа заключенных. Я почти услышал погребальный звон, ставящий беспощадную точку в нашем разговоре. Я повернулся к Джанни:
— Ничего себе «пионерский лагерь»!
— Иногда говно случается, — философски хмыкнул он мне в ответ.
— А почему в наручниках, они ведь уже мертвые?
— Если у тебя пожизненное и выше, то хоронят в наручниках на руках и на ногах. Этим самым система как бы говорит: «И после смерти ты никуда не денешься. Мы не сохраняем тело, мы соблюдаем закон». Так что подумай, русский, если проиграешь дело, они сделают все, чтобы ты получил по максимуму. Тогда уже поздно будет. А если ты сядешь на два пожизненных, как ты думаешь, когда о тебе все забудут? Друзья, знакомые, твоя девушка? У тебя есть семья?
— О тебе будет помнить только твоя мать, которой, кроме страданий, эта память ничего не принесет. А когда ты умрешь, тебя закопают на тюремном кладбище в наручниках на руках и ногах. Ну ладно, хватит о грустном. Начали запускать в тюрьму. Сейчас пойду заработаю денег.
— Видишь ли, я здесь был уже раз 100, поэтому знаю всех старожилов. В столовой на раздаче работает родной брат Джона Гатти. Он мой кореш. Главное, чтобы жив был.
Когда мы вошли в столовую, зек на раздаче заорал во все горло:
— Джанни, братан! Ты живой? Рад тебя видеть!
Это же Джанни-Бродяга! Он, мать его, легенда, с Аль Капоне в Алькатрасе сидел!
Люди одобрительно загудели:
Толпа, которая зашла с нами с этапа в столовую, тоже была удивлена. За месяц совместных перелетов они не могли и предположить, что этот крепкий поджарый зек непонятного возраста — живая легенда! Джанни же о чем-то оживленно говорил с братом Джона Гатти. После ужина, приоткрыв куртку, он сказал: «Ну что, русский, теперь мы богаты!» Под курткой у него находилась пластиковая двухлитровая фляга с кофейным суслом. Этот «кофе» напоминал солярку по вкусу, но это была тюремная валюта. За нее мы получали сигареты, фрукты, печенье, сладости и даже апельсиновую брагу, которую мексы делали из апельсинов. Жидкие деньги творили чудеса!
Вот ведь как бывает! Казалось бы, черная вода, к которой в обычной жизни никогда даже не прикоснулся бы, там казалась мне невероятной роскошью. Обладание этим пойлом ставило в привилегированное положение, будто открылся счет в банке тюремного Зазеркалья.
Пролетело с той поры много лет. Пройдя девять месяцев тюремных кругов, я все-таки услышал в свой адрес слова Джанни Би Гуда «мистер Полтора Процента», когда выходил из тюрьмы в Джексонвиле. До суда, положив на лопатки эту чертову систему, доказав свою невиновность.
И теперь, сидя на веранде своего любимого дома с видом на безупречный, ухоженный сад, я часто вспоминаю, с каким наслаждением в пересыльной тюрьме в Эльрино ночью после отбоя выкурил первую сигарету с чашечкой кофе, глядя через решетку своей камеры на огромные мрачные окна острога, который был построен в 1936 году. И не было ничего вкуснее этого кофе, больше похожего на солярку, и этой сигареты. И не было ничего ценнее тех «денег», на которые можно было купить то, что было пропитано ароматом свободы. Как и ощущения счастья жизни, что была по ту сторону несвободы. Потому что, только потеряв, начинаешь по-настоящему ценить то, что имел.
— А вообще, русский, попробуй: ведь человек проигрывает только тогда, когда сдается.
Как же она была кстати, эта фраза Джанни! Я попробовал — и у меня получилось. Как и получилось не забыть ту самую дорогую чашку кофе.
Источник
Жидкие деньги
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности
Жидкие деньги
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности
Country Игорь Абакумов
Есть притча-загадка о путешественнике, который упал со скалы: наверху его ждали тигры-людоеды, а внизу — острые камни; он умудрился уцепиться за что-то и висел над пропастью. Перед самым его лицом казался кустик спелой земляники, а сверху и снизу — верная смерть. Как решить дилемму? Ответ — есть землянику. О том, что понимаешь по ту сторону свободы, об относительности привычных ценностей и о том, как «чудесно пылает жизнь в иные часы», Игорь Абакумов, «мистер Полтора Процента», знающий вкус «земляники» над пропастью.
Порой один случай, произошедший с человеком, может изменить его взгляд как на жизнь, так и на ее ценности.
Это случилось в 1993-м году. Волей судьбы, вернее, в результате рокового стечения обстоятельств я попал в федеральную тюрьму США. Попал по очень серьезному обвинению. Срок, который мне причитался, казался бредом в квадрате. Два пожизненных! Дальше было как в кино, сценарий которого писала жизнь: Airlift (воздушная перевозка), пересыльная тюрьма Эльрино в штате Оклахома.
Иллюстрация Катрина Калнина
Я — в оранжевой тюремной робе в группе заключенных перед входом в предзонник. Рядом Джанни Би Гуд, мой Вергилий, с которым познакомился во время этапа из L. A. Сорок семь лет он ходит по этим кругам тюремного ада: еще с Аль Капоне в Алькатрасе сидел.
— Русский, вот здесь будет супер, здесь мы отдохнем. Это как пионерский лагерь. Я не шучу. Здесь есть «рэк»: можно погулять или покачаться в свободное время.
«Свободное время» в несвободном месте звучало странновато, впрочем, как и все в этой тюремной стране Зазеркалья, где как время, так и система ценностей были совершенно другими в сравнении с жизнью по ту сторону острога.
Например, уйма времени уходит на процедуру расконвоирования, когда ты сдаешь наручники и цепи, которыми был зафиксирован в течение этапа. Заключенный закован в наручники, на руках и ногах цепи, идущие к поясу, на котором тоже есть цепь. Все это «хозяйство» числится на балансе той тюрьмы, из которой заключенный отправляется по этапу.
По прибытии в другую тюрьму все это отправляется назад. Новая тюрьма выдает заключенным свою «экипировку» и точно так же возвращает ее, если отправляет их другим этапом. Вот такой цепеворот, выматывающий не только тело, но и душу.
Мне было грустно, Джанни почти весело.
— Оптимист ты, однако, Джанни.
— Ты тоже им станешь. Поверь, при таком сроке тяжело только первые десять лет. А потом все меняется. Сначала ты думаешь, что это не твое место, что так быть не может, что твое место там, на свободе! А потом отчетливо начинаешь осознавать, что это там тебе нет места, а здесь — твой мир. Что он и есть реальность, а то, что по ту сторону, — это мираж.
По моим глазам он понял, что я не верю.
— Ты, верно, думаешь: этот старик спятил, со мной так не будет. Будет! Я просто уже столько раз это видел за сорок семь лет. Мальчик, ты, наверное, не совсем еще понимаешь куда попал. Тебе же федералы предлагали сделку? Надо было соглашаться.
— С какой стати? Я ничего не сделал. И тем более не собираюсь говорить ничего о людях, которых они хотят примазать к этому делу. Это бред!
— Открою тебе секрет. Здесь все ни за что сидят. Существует статистика: из ста арестованных до суда выходят только полтора процента. Если ты выйдешь до суда, то будешь первым на моем веку, у кого это получилось, и я буду звать тебя «мистер Полтора Процента».
В тот момент мимо нас на носилках тюремные охранники пронесли два трупа заключенных. Я почти услышал погребальный звон, ставящий беспощадную точку в нашем разговоре. Я повернулся к Джанни:
— Ничего себе «пионерский лагерь»!
— Иногда говно случается, — философски хмыкнул он мне в ответ.
— А почему в наручниках, они ведь уже мертвые?
— Если у тебя пожизненное и выше, то хоронят в наручниках на руках и на ногах. Этим самым система как бы говорит: «И после смерти ты никуда не денешься. Мы не сохраняем тело, мы соблюдаем закон». Так что подумай, русский, если проиграешь дело, они сделают все, чтобы ты получил по максимуму. Тогда уже поздно будет. А если ты сядешь на два пожизненных, как ты думаешь, когда о тебе все забудут? Друзья, знакомые, твоя девушка? У тебя есть семья?
— О тебе будет помнить только твоя мать, которой, кроме страданий, эта память ничего не принесет. А когда ты умрешь, тебя закопают на тюремном кладбище в наручниках на руках и ногах. Ну ладно, хватит о грустном. Начали запускать в тюрьму. Сейчас пойду заработаю денег.
— Видишь ли, я здесь был уже раз 100, поэтому знаю всех старожилов. В столовой на раздаче работает родной брат Джона Гатти. Он мой кореш. Главное, чтобы жив был.
Когда мы вошли в столовую, зек на раздаче заорал во все горло:
— Джанни, братан! Ты живой? Рад тебя видеть!
Это же Джанни-Бродяга! Он, мать его, легенда, с Аль Капоне в Алькатрасе сидел!
Люди одобрительно загудели:
Толпа, которая зашла с нами с этапа в столовую, тоже была удивлена. За месяц совместных перелетов они не могли и предположить, что этот крепкий поджарый зек непонятного возраста — живая легенда! Джанни же о чем-то оживленно говорил с братом Джона Гатти. После ужина, приоткрыв куртку, он сказал: «Ну что, русский, теперь мы богаты!» Под курткой у него находилась пластиковая двухлитровая фляга с кофейным суслом. Этот «кофе» напоминал солярку по вкусу, но это была тюремная валюта. За нее мы получали сигареты, фрукты, печенье, сладости и даже апельсиновую брагу, которую мексы делали из апельсинов. Жидкие деньги творили чудеса!
Вот ведь как бывает! Казалось бы, черная вода, к которой в обычной жизни никогда даже не прикоснулся бы, там казалась мне невероятной роскошью. Обладание этим пойлом ставило в привилегированное положение, будто открылся счет в банке тюремного Зазеркалья.
Пролетело с той поры много лет. Пройдя девять месяцев тюремных кругов, я все-таки услышал в свой адрес слова Джанни Би Гуда «мистер Полтора Процента», когда выходил из тюрьмы в Джексонвиле. До суда, положив на лопатки эту чертову систему, доказав свою невиновность.
И теперь, сидя на веранде своего любимого дома с видом на безупречный, ухоженный сад, я часто вспоминаю, с каким наслаждением в пересыльной тюрьме в Эльрино ночью после отбоя выкурил первую сигарету с чашечкой кофе, глядя через решетку своей камеры на огромные мрачные окна острога, который был построен в 1936 году. И не было ничего вкуснее этого кофе, больше похожего на солярку, и этой сигареты. И не было ничего ценнее тех «денег», на которые можно было купить то, что было пропитано ароматом свободы. Как и ощущения счастья жизни, что была по ту сторону несвободы. Потому что, только потеряв, начинаешь по-настоящему ценить то, что имел.
— А вообще, русский, попробуй: ведь человек проигрывает только тогда, когда сдается.
Как же она была кстати, эта фраза Джанни! Я попробовал — и у меня получилось. Как и получилось не забыть ту самую дорогую чашку кофе.
Источник
Откуда взялась жидкая валюта
Оригинал взят у 
navimann в Многоуровневые деньги в СССР
Так сложилось, что всю историю существования СССР в нем не было нормальных денег. А все из-за того, что идеологически страна все время готовилась к коммунизму и отмене денег.
Для начала вспомним классическое определение денег. ненене, не из карламарла или еще кого, а замечательное объяснение происхождения «русского» слова «деньги». тут я ударюсь в Задорновщину.
Итак, это слово тюркского происхождения. тенге. нонешняя денежная единица Казахстана. А обозначает оно.
http://www.dengiplus.kz/courses/finances/313-dengi-word.html
Цитата
«1)Тен (теҢ) означает «равное», «эквивалент».
2)Тенге (теңге) обозначает в дательном. падеже — «на равное», «на эквивалент», что вполне означает процесс (об)мена, сделки.»
В общем все понятно, термин показывает существо процесса — обмен равного на равное.
После этого объяснения сразу становится понятным почему советский рубль был деревянным. Ни о каком равном обмене в среднем и позднем СССР со сложившейся системой распределения речи быть не могло. С помощью вездесущего налога с оборота создавались массовые перекосы в ценах — наибольший налог с оборота взимался с автомобилей и тканей, а также с импортных товаров, то есть с того, что граждане не могли производить сами на приусадебных участках. К примеру авто «Волга» по сибястоимости стоил 900 рублей, а продавался по 6000 а потом по 9000. И за копейки с колхозах скупался провиант, за что колхозам и совхозам постоянно добалвляли денежек, а потом прощали долги. Но граждане все равно находили возможность подзаработать.
Деньги были деньгами когда они еще были бумажными червонцами в двадцатых годах. Даже была попытка возродить хождение серебряной и медной монеты как в царской России. Понятное дело, попытка провалилась, ибо пятилетные планы без внешних инвестиций можно было делать только подстегивая экономику инфляционными деньгами. Деньги обесценились, серебро в монетах стало дороже номинала, его занычили. А золотых монет было вообще смешное количество. Советский червонец до 1926 года был даже свободно конвертируемой валютой котируемой на различных международных биржах. Но окошко захлопнулось, а очень скоро советское правительство объявило монополию на внешнюю торговлю и почти монополию на обладание валютой.
Почему почти? А все-таки некоторым гражданам в связи с поездкой за границу приходилось выдавать валюту. И некоторые привозили валюту из-за границы. И она таки имела кой-какое хождение среди людей. Не помогала даже уголовная ответственность за незаконные валюьтные операции, вплоть до расстрела. Сидели за валюту такие люди как Айзеншпис, и, вроде как главный КВЩик Масляков.
Чтобы валюту гражданам в поездку не выдавать и частично отбирать были придуманы валютные суррогаты — чеки внешпосылторга и внешэкономбанка. Если валюта приходила гражданам из-за границы, ее не давали на руки — давали чеки. Точно так же часть заработка работавшим за рубежом начисляли здесь чеками.
Об этом немного здесь
http://navimann.livejournal.com/24364.html
Но если рубль не деньги, а валютные деньги, даже чековые не всем были доступны, то народ пришел к соглашению о своих деньгах. Форм товарных денег было много, но самая распространенная
Выбран в качестве денежного товара был довольно доступный продукт. но имеющий «полезное» свойство. особенно популярной такая валюта стала в то время, когда благодаря стараниям властей разваливающегося СССР эта валюта стала дефицитом и каждый дома заимел «печатный станок» в виде всяких сосудов-трубочек. и, что интересно, при этом валюта была не подвержена инфляции. парадокс!
Итого имеем уровни денег СССР
валюта
валютные суророгаты
рубли
жидкие и прочие табачные товароденьги
Вот так и жили. Готовились к отмене денег, а денег-то наплодили.
Источник